Citizen K

1. Команда

Издатель

Демьян Кудрявцев

Главный редактор

Елена Нусинова

Художественная концепция

Ждан Филиппов
Дима Барбанель

Арт-директор

Ждан Филиппов

Дизайнер

Илья Коробов
Сергей Ковальчук

Шрифты

Борис Маркевич, Питер Биляк, Джонатан Хофлер, Радим Пешко, Женя Юкечев, Юрий Гордон, Дмитрий Растворцев, Илья Рудерман

Цветокоррекция и препресс

Михаил Шишлянников

Печать

Типография RR Donnelley Europe (Краков, Польша)

© Мастерская, 2010—2013

2. Предыстория

Необычный журнальный гибрид родился благодаря нескольким обстоятельствам, в том числе тому, что в крайне успешном издании «Коммерсантъ Weekend» не хватало рекламных полос для желающих, а отказывать рекламодателям всегда и везде считалось дурным тоном.

В середине 2007 года ИД «Коммерсантъ» совершил необычный поступок, купив у Edipresse Group лицензию на передовой на тот момент, с дизайнерской точки зрения, журнал о моде и культуре «CitizenK», издававшийся совершенно одиозным персонажем — Жераром Каппофом (Gérard Kappauf).

Однако в том виде, в каком он выходил во Франции, в России журнал, судя по всему, был мало кому нужен. На момент решения о смене макета «CitizenK» выходил четыре раза в год: каждый российский выпуск собирался из трех французских.

3. Идея

Проектированию нового макета «CitizenK» предшествовало несколько встреч с Демьяном Кудрявцевым и Еленой Нусиновой, в ходе которых были придуманы базовые правила жизни макета; однако на тот момент ни редакция, ни издатель не представляли себе до конца, чего они хотят от обновленного журнала.

Поэтому в первой итерации макета главным было не до конца формализованное ощущение веселого типографического безумия; не очень уверенно определенные сущности передавались при помощи довольно абстрактных приемов. Две тематические части журнала были принудительно разделены принципиально разными сортами бумаги и форматом, а обложка получила обратный gate fold, что соответствовало некоей самой общей концепции: глянцевая сторона картона с односторонним литым мелованием обратилась внутрь, выставив наружу рыхлую пятнистую изнанку. Приблизительно через полгода после переформатирования издания редакция разобралась, что ей все-таки нужно от журнала, благодаря чему макет соединился наконец со смыслом.

В «CitizenK» нам в первый и пока единственный раз удалось собрать совершенно необычную (и чрезвычайно звездную) команду типографов: Борис Маркевич, Питер Биляк (Peter Bilak), Джонатан Хофлер (Jonathan Hoefler), Радим Пешко (Radim Pesko), Женя Юкечев, Юрий Гордон, Дмитрий Растворцев, Илья Рудерман.

4. Решения

Дима Барбанель:
Тебе достался не макет, а фактически набор стилей. Как ты с этим стал жить?

Ждан Филиппов:
Там, знаешь, странная была такая особенность: редакция сама не очень понимала, чего ей хочется. Непонятно вообще, в принципе, изначально было, какие сущности, какие единицы требуются. Они сперва заказывали то, что им потом оказалось не нужно; а то, что им нужно, — про это вспомнили на четвертом номере.

Д. Б.:
Расскажи, каким образом эти сущности формулировались и как ты уже имевшийся материал: размерности, шрифты, пластические отношения, — начал упорядочивать и довел до состояния системы? Сколько времени занял этот процесс?

Ж. Ф.:
Я попытался все немного упростить. Стал понемногу отказываться от элементов, но оставаясь внутри заданных отношений, не изобретая ни одной макетной единицы. После двух номеров, ближе к Новому году, уже осмелев, стал использовать более дерзкие и жесткие пластические решения. Назвал этот подход «странный классицизм». Выглядело это так— было множество микроформ и огромное количество воздуха, — предполагалось, что всё будет работать на контрасте этого воздуха и каких-то очень странных элементов: цифр с точками, запятых, неалфавитных символов... В общем, переизбыток такой мелкой псевдолитературной дряни, которая, однако, выглядит довольно интеллигентно и отзывается в сердцах барышень.

Д. Б.:
Всё висело на сетке?

Ж. Ф.:
Да. Всё по сетке. Там хамства никакого не было проектировочного, только картинки значительно уменьшились, потому что они были дрянные. Как правило, изобретались сквозные романтические ходы: например, берем картинку внештатного фотографа, уводим ее в duotone, красим в розовый, делаем очень маленькой и располагаем на большом количестве воздуха...

Д. Б.:
Повышая таким образом ее значимость...

Ж. Ф.:
Да, хотя значимости там никакой нет у этой картинки. Но потом, когда в журнале стали появляться, как писала «Афиша», лучшие тексты в Москве, вся эта высокопарность пришлась очень ко двору: вот, допустим, у нас полоса, и 80% выкушено в белом поле, и есть одна колонка стартовая, — и это сразу задает тон разговора. Выглядело переизбыточно, и сейчас бы я так уже не делал; а тогда спасали шрифты. Если бы это делалось все на Times New Roman...

Д. Б.:
Непонятно...

Ж. Ф.:
Может быть, и лучше бы было. Я не знаю. На Times можно было бы делать намного спокойнее. Была уже тогда такая игра в «Fantastic Man» — и этот Fantastic Man, конечно, постоянно маячил, потому что там была та порода, которую «CitizenK» тоже хотел иметь...

Д. Б.:
Она была и в «Acne Paper», и в нашем любимом на тот момент «Carl’s Cars». И порода, и дурь, которая с ней каким-то образом уживается, так что одна оправдывает другую. Иногда как бы элегантно, а иногда дерзко.

Ж. Ф.:
Да, это похоже, только в «CitizenK» не было дури практически. Я устраивал ее сам. Например, придумал подпись, состоящую из четырех элементов: это номер; затем длиннейший, на всю строку, пробел; потом подпись, которая растет от правого края; и наконец, после отчеркивания, год. Получается такая длинная бокалообразная конструкция, которая вместе с черно-белой фотографией и цветным фоном работала отменно, была одним из основных приемов некоторое время. Дальше было еще смешнее. Редакторы, которые сперва терпеливо эти подписи выдумывали, взбунтовались и в один прекрасный день сказали мне, что подписей для этих картинок нет и не будет. Тогда я, чтобы у меня просто всё не развалилось, начал ставить митдоты, квадраты, еще какие-то неалфавитные символы, которые по массе были уместны. Мне нужна была длинее строка — я ставил больше митдотов, короче — меньше митдотов. Абсолютное формотворчество внутри элемента. Это всех устраивало, не было никаких вопросов.

Ж. Ф.:
Заглушка воздуха... Из трехколонника одна колонка выкусывалась полностью, а следующая за ней — на треть.

Д. Б.:
Это вообще сквозной ход? Откуда он брался? Из обложки?

Ж. Ф.:
Нет, мы придумывали сначала систему, пытались понять, какие нам цвета нужны. А потом просто взяли три или четыре спокойных цвета, которые хорошо смотрелись на этой бумаге, и ими уже оперировали. И всё.

Д. Б.:
А почему она, кстати, двухчастная?

Ж. Ф.:
Она состоит из громкого выкрика и листинга. Здесь всё сделано ради выкуса в середине и черного квадрата, который еще нужно было отстоять у редактора. Квадрат по ширине равен картинке на левой полосе, а выкус, то есть воздух, — картинке с военным справа. Таким образом они связываются.

Ж. Ф.:
Это «арт-проект». Он появился в конце 2011 года и жил довольно долго, до самого конца.

Ж. Ф.:
Хороший пример выкуса, один из первых. Это была проба, первый материал в макете, поэтому здесь очевидный переизбыток: от черной линейки потом отказались, потому что и без нее всё было хорошо; от большого черного пятна тоже можно было бы отказаться.

Д. Б.:
А можешь еще рассказать про вот этих парней, которые стоят внутри выкуса. Почему они выделены и почему они стоят здесь?

Ж. Ф.:
Тут два основных жанра. Мы их называли: красивые картинки и документальные картинки. Документальных ребят особо показывать не имело смысла, и поэтому они были в малом формате, который жил у нас внутри набора, в колонках. А всю красоту мы ставили на отдельную полосу, на цветную. С этими ребятами, помню, было множество разных конструкций, и в итоге появилась вот эта диагональная, потому что нужно было их именно в таком порядке расположить — для понятности. Я помню свою великую радость от того, что из смысла, из нужд редактора родилсь форма, которая много чего позднее продиктовала в журнале. Меня до сих пор удивляет соседство картинки со всей ее глубиной и большой массой и совершенно плоской длинной штуки, которая растет снизу. Получается буква «Г» — перевернутая, флипованная; если ее развернуть на 90 градусов, то это будет гораздо более привычная форма — классический Г-образный выкрик Гана («Современная архитектура»); а если она лежит на боку, это не так очевидно. Когда она делалась, не было прямой отсылки к «Современной архитектуре или к Merz; была необходимость соединить элементы, и самый простой способ был — просто притянуть плашку шириной в строку.

Ж. Ф.:
Это самый главный для «CitizenK» и один из самых любимых мной жанров — «Документ». Он состоит из картиночных полос или разворотов, которые в основном имеют какой-то фон, и литературы, которая обычно занимает две колонки с фирменными выкусами. В заходе я потом отказался от плашки и от линейки над лидом — это из старого макета пришло и уже отмирало. Очень смущал всех Гренобль гигантский, его брутальность и тупость.

Д. Б.:
Гренобль ужасен, он всегда был призван выполнять роль уродца.

Ж. Ф.:
И здесь он абсолютно на своем месте. Потому что если поставить сюда хорошего игрока, то будет гораздо больше вопросов ко всему остальному. Намного больше.

Ж. Ф.:
Тот же жанр. По-моему, второй или третий номер нового года. Та же линейка, тот же принцип, та же структура материала. Здесь есть примечательная штука, которую мы пробовали протащить через весь журнал, — это разные цифры, заимствованные отовсюду, начиная с Merz и заканчивая книгами А. Крученых и В. Маяковского. Мы их искали, ретушили немного и ставили, как есть, чтобы у них все аберрации, шум — всё оставалось.

Д. Б.:
Этот же прием у тебя потом используется в словаре.

Ж. Ф.:
Да, системная интеграция.

Ж. Ф.:
Последний из переходных номеров. Казалось бы, нормальная обложка, но в ней какая-то неприятная, болезненная литературная эстетика , большая претензия на что-то — в общем, не хорошо.

Ж. Ф.:
Это второй, по-моему, номер, который я делал самостоятельно в старом макете. Такой странный период, когда я не относился к макету как к своей вещи и поэтому позволял себе больше, чем нужно было, допускал какие-то штуки, которые существовали как бы вне меня, не имели ко мне никакого отношения. Тут, например, длинная строка, тут бокс со сдвигом — и это ничем не оправдано. Абсолютно.

Ж. Ф.:
Это ноябрь 2011 года. То есть скоро-скоро уже начнется «CitizenK» настоящий. Здесь тотальное упрощение. Обложка — просто квадратная форма, в которую мы вставили людей. Отсюда, с этой абсолютной простоты всё и началось. Гигантский заголовок — перебор, конечно.

Д. Б.:
Даже не сам заголовок, а его отношение с...

Ж. Ф.:
...с лидом. Это, конечно, феерически неточно. Так просто не может быть.

Д. Б.:
У тебя оба первоначально использовавшихся шрифта: и Citizen Markevich, и History, — потихоньку сошли на нет?

Ж. Ф.:
Да, Markevich остался только внутри, я использовал его для заходных буквиц. Наверное, оттого, что я был беспомощен в нем. А с History я не смог ужиться, потому что он для меня слишком гуманистический. Я не понимал, как с ним работать, возможно, просто потому, что задвинул макет в более жесткую форму. С Grenoble сразу всё было понятно. И Hoefler Txt сел нормально, но он всегда использовался в малых размерах и раскатывался просто, как бисер, по этой форме жесткой.

Д. Б.:
Тут меня очень радует то, что картинка внутри выкуса выровнена по длине линейки.

Ж. Ф.:
Да, это странная штука. Она померла к пятому номеру. Очень сильное напряжение между рваным краем набора по центру и полностью выключенными краями набора вокруг.

Ж. Ф.:
Это старый, неточный и мусорный фарш из элементов с кучей лишних сдвигов.

Д. Б.:
Особенно неприятная вещь — это стыковка лида и очень мелкого набора с разной разрядкой со слишком активной линейкой, образующей треугольник и пересекающей целых три буквы.

Ж. Ф.:
Сентябрь. Это где-то посередине: что-то уже начало ломаться, но пока еще непонятно, куда двигаться. И это, в общем, одна из беспомощных обложек в целом. Театральная штука.

Д. Б.:
Это старый макет.

Ж. Ф.:
Fashion, снят Витей Горбачевым. На заднем плане, в расфокусе, стоит веник. Мы после этого номера любые ухищрения так и стали называть — веники.

Ж. Ф.:
Это тоже что-то из раннего, материал про «Цивилизацию». Откровенный мусор. К композиционным штукам меньше вопросов, потому что они вообще могут быть сделаны множеством разных способов, но набор внутри — это типографическая беспомощность. Он просто, наверное, должен был жить на отдельной полосе. Потом я уже понял, что если я не в состоянии поженить два медиа, то нужно их разделить, так чтобы одно отвечало за спокойствие и смысл, а другое — за дичь и форму.

Ж. Ф.:
Опенер для Fashion — хорошая штука, придуманная. В этом аквариуме всякий раз что-то происходит: какая-то змея, какие-то кубики, кислота, вода. Это была самая веселая съемка. Можно было делать, что угодно.

Ж. Ф.:
Это еще второй номер, который делал ты. Я помню, как это придумывалось. Кажется, с линиями мы обошлись очень грубо.

Д. Б.:
Графика страшная, согласен. А съемка отличная, потому что для этого было всё — Тимофей Яржомбек сделал макеты местностей, о которых идет речь: Москва, Калифорния, Индия и так далее. И всё это было снято в очень странных условиях, просто с одной лампой. Реально хорошо.

Ж. Ф.:
Вот здесь очевидно, насколько беспомощно я работал с Septima. Нет оправдания, очень слабо. Можно было бы разыграть намного лучше.

Ж. Ф.:
Твой макет. Здесь еще какие-то следы следы «Эрмитажа».

Д. Б.:
Да... Два месяца разделяло всего... Сложно перестроиться с одного на другое.

Ж. Ф.:
Хорошая Витькина съемка. Очень плохой, беспомощный набор.

Д. Б.:
Да. Но сам факт, что рыба с потрохами, и там ее режут, и что явно речь идет об утопленнике, это довольно жестко для Fashion.

Ж. Ф.:
Помню, что очень сложно было работать с подписями, которые ставились в ширину картинки, набранной History. Они всегда живописные, всегда разные. И никогда не получались хорошо.

Ж. Ф.:
Первый номер, обложка. Самая лучшая, по-моему, из первых. По крайней мере, в ней заложено много хорошего; и она рождает ложное ощущение, что и второй, и третий номера будут совсем другие в плане обложек, чем они в итоге получились.

Д. Б.:
К сожалению, да. Мне она тоже нравится. Тем, что в дырке как бы появляется глубина, что они стыкуются с набором таким вот образом, что мы не делаем разницы между Дашевским и Григорием и выделяем только месячник, который не привязан к логотипу, как это потом произошло, а плавает. И здесь, по-моему, первый и единственный раз всё было так, как предусмотрено спецификацией: феерическая глянцевая бумага, феерическая рыхлая газетная бумага, короткая, уменьшенная по ширине вторая часть.

Ж. Ф.:
Это переходная стадия между живописью и проектированием, которое более или менее началось после Нового года. Здесь есть хорошие моменты. Это и воздух, о котором мы говорили, и сдвижки его относительно центральных линий макета, и центральная композиция, разобранная по полосе в разные колонки со сдвигами. Если объединить все три элемента: картинку, заголовок и подпись к картинке, — это будет обычная осевая композиция. Здесь она просто разобрана и выглядит как библиотека стилей.

Ж. Ф.:
Первая обложка нового года. Февраль, потому что в декабре-январе выпускался сдвоенный номер. И это вещь, за которой я сидел сутки. Двигал, перемещал, ретушил — и так до утра. Волновался невероятно. Это была первая обложка, которую я сам делал для журнала. Фотографию эту неудачную переделывал дважды. Звонил Демьяну, тебе звонил. То есть параноя абсолютная была. Спрашивал: так или иначе. Отвоевал здесь светильник. Если б не отвоевал, было бы намного хуже. В общем, графика избыточная, но конструкция — это начало нового подхода. И он меня очень радует, вернее, радовал.

Ж. Ф.:
Это просто разворот, где мы в очередной раз веселимся с буквами.

Д. Б.:
А левая часть?

Ж. Ф.:
А левая — упражнение на тему композиции. Это у нас всегда была заглушка, какой-то маленький фактоид. Там может быть одна картинка, может быть много.

Ж. Ф.:
Второй номер. Самый лучший, наверное. На обложке фотография неплохая. Куртка — из Шанхая. Одели в нее Сапрыкина, сняли на Стрелке. Снимал Слава Филиппов. Ни одна фотография из тех, что мы просили его сделать, не подошла. Это случайный кадр, когда Юра отвлекался. И он вошел.

Д. Б.:
Ты был на съемке?

Ж. Ф.:
Да, был на съемке. Ну, достаточно беспомощно чувствовал себя. Ни на что не мог повлиять. Но я рад колористике — и вообще этому ощущению Линча. И это всё удивительно точно воссоздает обрат «CitizenK», который я для себя пытался сформулировать. Богемная, литературная, очень высокопарная вещь — а в то же время очень бытовая, горькая, кухонная. Но кухня эта — московская, и за окном — аэроплан. Всё по Маяковскому.

Ж. Ф.:
Это что? Апрель. Фотография — плохо. Не смогли сделать нормальную фотографию очень хорошой, очень мудрой женщины.

Ж. Ф.:
Это «Повестка дня». Стыки, фотографии и шрифт нехороши.

Ж. Ф.:
Цветное зеленое поле ровно такое же, как на обложке. С таким же выкусом под штрих-код. Акциденция собрана из букв логотипа «CitizenK». Поражаюсь, как дико и по-дурацки можно было сделать. По-прежнему колонцифра не хочет встать на свое место, где она должна быть. Но уже нет диагоналей лишних.

Ж. Ф.:
Это, в принципе, весь «CitizenK» в своей дурацкости. Переизбыток линеек. Grenoble и дуатон. Надо сказать, что для каждого разворота журнала, особенно для заходных, делалось какое-то феерическое количество вариантов — феерическое! Сейчас не думаю, что я на такое способен. Тогда просто это было в дикую радость. Некоторые штуки, которые были зарублены и только чудом сохранились, я потом вывесил на бихансе.

Д. Б.:
На правой полосе хороший момент, где есть линьяж через строку. Не думал, что вообще подобное может быть.

Ж. Ф.:
Это цитаты. В тот раз решили так сделать.

Ж. Ф.:
Это один из любимейших материалов вообще. Майский номер. После него я захотел показывать журнал людям. На левой полосе — диагонали на желтом фоне, на них — черный фигуратив. По замыслу, там должны были быть годы, но годы зарубили. Сказали: обходись, как есть.

Ж. Ф.:
Последний номер. Здесь я уже отказался от игры в линейки, успокоился. Жаль только, что такая нелюбимая обложка.

Ж. Ф.:
Третий номер, сделан по аналогии с первыми Димкиными. Тоже открытая обложка.

Ж. Ф.:
Это промежуточная стадия, когда уже делал сам, когда пытался всё успокоить, но не пришел в общем ни к чему толковому. Какое-то спокойствие, но при этом полностью лишенное характера.

Ж. Ф.:
Снова промежуточный вариант для захода в Fashion. С аквариумом. Хороший золотой леопард.

Другие проекты

• Interni MOOK
  Альманах
• Альманах «Эрмитаж»
  Журнал